Я засовываю свой нос в его ухо и смеюсь, что он в домике.
Он щекочет мой живот, когда я потягиваюсь.
Я встаю на носочки и тянусь целоваться — и все еще привыкаю к колючкам.
Он восторженно и заразительно удивляется, что на новом телефоне можно смахнуть и так, и эдак.
И тролльски улыбается на тему «я не по мужикам и не по собакам», когда я мучаю его холодные, невозможно красивые пальцы, завороженно вожу по рукам и 10 минут тискаю лохматого собакена.
Я выношу ему мозг, а потом он пишет "любимая" и "моя" — и что-то там внутри переворачивается.
Я не чувствую ни стыда, ни стеснения, ни неловкости — только свободу и обоюдную радость от происходящего.
Каждый раз я узнаю чуточку больше — о нем, о его семье и их таком сложном мире. Не строю планов, не тороплюсь, параллельно выстраиваю свою жизнь и делюсь ею с ним.

Иногда я просыпаюсь и охреневаю от происходящего, как будто все это какое-то сюррное кино. Которое может закончиться в любой момент. И каждый раз понимаю, что этого не случится, пока мы сами этого не захотим.